Домик Тетушки Дженни

Спасибо всем, кто в ответ на предыдущий пост  кинулся защищать честь отечества и сурово опроверг мои инсинуации относительно того, что на Руси в допетровскую эпоху романтической любви не существовало. Я, конечно, не ожидал, что столь многие воспримут незатейливый троллинг всерьез.
         Вопрос о том, всегда ли существовала на свете любовь, вообще-то аргументированного ответа не требует. Во-первых, ®«а не нужно никаких доказательств»; во-вторых, у каждого имеется личный опыт.  vl2011  в комментах написал: «Года в три я влюбился. Я не сказал об этом ни маме, ни папе - никому. Я не умел понять, что это за штука, помогающая легко проснуться зимним тёмным утром и радостно шагать по морозу в ненавистный детский сад, где - ЛЮДА ТРУШИНА. Я помню об этом и теперь, через 57 лет». Вот именно. С мной то же самое произошло в четырехлетнем возрасте, когда я слова «любовь» еще знать не знал.
         Те, кто не поленился прочитать комменты (а они интересные), узнали массу полезных сведений об истории любовной литературы и романтических отношений. Хочу внести свою лепту в эту уже не шуточную, а почти научную дискуссию.
         Из институтского курса истории мировой литературы я запомнил, что возвышенная любовь встречается в античной поэзии; потом надолго исчезает под гнетом унылого раннего Средневековья; оживает в восточной литературе; оттуда, веке этак в двенадцатом, попадает на юг Франции, а далее на прозрачных крылах разлетается по всему европейскому континенту.

Куртуазная любовь

Но любовь – та самая, заставляющая забыть о земных и даже небесных благах – существовала и до трубадуров, до рыцарского служения Даме Сердца.
         Расскажу историю из совсем глухих времен - про то, как один мужчина, не читавший любовной литературы (за неимением оной) сражался за свою любовь с людьми и даже с самим Господом Богом. 

         Король Роберт Благочестивый (972 – 1031), сын Гуго Капета, в 18 лет был вынужден жениться на даме, которая была не то на двадцать, не то на тридцать лет старше. (Из-за разницы в возрасте Роберт, очевидно, и стал таким благочестивым). Он славился истовой набожностью,  сочинял церковные песнопения, сторонился плотских удовольствий. Но в двадцать два года августейший постник встретил Берту, жену графа Блуаского, и влюбился на всю жизнь. Графиня уже имела пятерых детей и по меркам того времени была немолода (27 лет), однако  у влюбленных, как известно, зрение устроено особенным образом. Берта показалась королю прекраснейшей из женщин.
         Сначала он объявил графу де Блуа войну, чтобы избавить любимую от супруга. Граф очень кстати умер собственной смертью, и король немедленно посватался к вдове. Та согласилась, но хэппи-энда не произошло.
         Церковь запрещала браки между родственниками вплоть до седьмой степени и соблюдала это правило очень строго. Найти приличную невесту европейским монархам было  трудно – все правящие дома уже состояли в родстве. Жен приходилось искать за тридевять земель. Один из французских королей, как мы помним, был вынужден заслать сватов аж в Киев, к Анне Ярославне.
         А Роберт и Берта были троюродными. Поэтому папа римский позволения на брак не дал.
         И у короля разом всю благочестивость как рукой сняло. Поставив на кон престол, жизнь, даже спасение души, он ослушался его святейшества. Женился.
         В ответ папа отлучил Роберта от церкви.
         Это была ужасная кара. Всё, чего касалась рука человека, преданного анафеме, считалось оскверненным. Слуги не стирали, а сжигали королевское белье; не мыли, а выбрасывали посуду. Подданные разбегались при виде проклятой королевской четы, прятали детей.

Картина Ж.-П. Лоранса «Отлучение Роберта Второго»
(На полу дымится не сигарета с фильтром, а ритуально потушенная свеча)

Целых пять лет влюбленные держались. Потом король поумнел. А скорее всего, это жена дала ему хороший совет, потому что мужчины – ужасные дураки и часто ради гонора жертвуют благополучием.
         Роберт принес покаяние, развелся и взял другую супругу, однако по нынешним понятиям брак назвали бы фиктивным, ибо жить король продолжал с любимой Бертой. (Это у церкви смертным грехом не считалось). Влюбленные дожили до старости и умерли в один год. А впрочем, историки путаются в годах жизни столь отдаленных монархов, так что, возможно, всё это не более чем красивая легенда.
         Борис Гребенщиков написал про бывшего благочестивого короля известную песню. Там Роберт говорит Господу: послушай, не нужно мне место в Твоем раю,

                     Только отдай мне ту,

                     Которую я люблю.

Ну на, коли ты такой, отвечает королю Господь. А насчет места в Моем раю - там посмотрим.

Я уже несколько раз рассказывал об исторических фигурах, которые по той или иной причине не сгодились мне в прототипы для литературных персонажей.
            Теперь сделаю нечто прямо противоположное: познакомлю вас с реально существовавшей личностью, которая, хоть и в сильно измененном виде, угодила в один из моих романов («Сокол и ласточка»). А заодно, кстати уж, отвечу скептикам, которые упрекали меня за чрезмерную резвость фантазии: мол, никак невозможно, чтобы на судне 18 столетия, при скученности и полном отсутствии приватности, женщина могла выдавать себя за моряка.
            А вот и могла! Свидетельство тому – история Жанны Баре.
            Она отправилась в кругосветное плавание капитана де Бугенвиля в качестве слуги ученого-натуралиста Филибера Коммерсона. Поскольку устав запрещал женщинам находиться на военном корабле, Жанна назвалась «Жаном» и нарядилась в мужское платье. Жила в одной каюте с ученым, прислуживала, ассистировала при сборе ботанической коллекции. Было ей в то время 26 лет.

          Это она в матросском наряде собирает травы

 Маскарад оставался неразоблаченным много месяцев – пока корабль «Этуаль» не прибыл на остров Таити.
            Едва Жанна вместе с другими матросами спустилась на берег, как туземцы сразу заорали, показывая на нее: «Айенн! Айенн!», что означало: «Женщина! Женщина!». В тонкостях европейских костюмов дикари не разбирались, им было все равно, штаны или юбка, и представительницу прекрасного пола они распознали по запаху. (Запахи у  европейцев догигиенических времен, а уж особенно после долгого плавания, были могучие). Таитяне, как известно, щедро делились с гостями своими женщинами и ожидали от заморских друзей такой же широты. Интересно же: белая самка! Свое антропологическое любопытство туземцы выражали столь активно, что перепуганная Жанна кинулась от них наутек и во всем призналась капитану Бугенвилю. При этом она сказала, что мсье Коммерсон ни в чем не виноват, он понятия не имел об истинном гендере своего «слуги», когда брал его, то есть ее на работу.

Простодушный ботаник

  Коммерсон на голубом глазу подхватил: он-де человек науки,  кроме цветочков-лепесточков ни в чем не разбирается и ужасно потрясен открытием. Одно слово – ботаник. «Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик».
            Не ударил лицом в грязь и капитан. Сразу нерушимо поверил обоим, о чем свидетельствует запись в его журнале от 28-29 мая 1768 года. Бугенвиль приказал лишь поселить нарушительницу морского закона отдельно от остального экипажа и следить, чтоб матросы ничего с ней не учинили.
            Но едва «Этуаль» достиг первой же французской колонии, острова Маврикий, как Бугенвиль перестал прикидываться болваном и немедленно, как миленьких, ссадил на берег Цветика с его подругой.
            Коммерсон, естественно, был соучастником маленького заговора. Как выяснилось, Жанна стала его любовницей, экономкой и ассистенткой еще за два года до плавания.

           Здесь изображено, как они готовятся к посадке на корабль

 Закончился этот водевиль с переодеванием, к сожалению, не слишком весело. Бедный Коммерсон не перенес тропического климата и  умер.
            Кругосветное плавание Жанна Баре завершила без него, однако позаботилась, чтобы научная работа ее бедного ботаника  не пропала. В конце концов вернувшись в Париж, Жанна привезла с собой тридцать ящиков с бесценной коллекцией растений, три тысячи из которых были ранее неизвестны в Европе. Людовик XVI за это наградил самоотверженную путешественницу пожизненной рентой.
            После смерти Коммерсона первая в истории «кругосветница» вышла за королевского офицера, никуда больше не плавала, жила тихо и по меркам того времени долго – почти 70 лет.
            Вероятно, ей было что рассказать внукам.

Сегодня выношу в пост только два ответа на вопросы, потому что они получились длинными и как-то заняли всё пространство. Остальные ответы – в почтовом ящике.

pal_petrovich

Григорий Шалвович, как Вы относитесь к толерантности? Не к терпимости как таковой, а к тому шаблону межчеловеческих отношений, который так яро культивируется последние, довольно долгие уже, годы. Просто мне кажется, что в этом процессе больше вредного. Во-первых, толерантность возводит норму (а спокойное отношение к чему-либо иному, по-моему, есть норма) в достоинство. А ещё "под соусом" толерантности стремится утвердиться как норма то, что нормой не является (яркий пример - претензии геев). Да и просто в исторической перспективе: минареты в старых европейских гордах - это, конечно, торжество толерантности, но... засаждение европейской культуры, её истории. Нет?

Москва. Гей-парад без «соуса» толерантности. 
Photo AP

По-моему, норма – это когда люди спокойно относятся к тому, что кто-то другой на них непохож. Возможно, в Европе и Америке из-за некоего упоения собственной политкорректностью случаются и перегибы. Но уж в России-то политкорректности и толерантности, сколько ни прописывай, много не будет. Публика наша в своей массе  угрюма, недружелюбна, а ко всему инакому враждебна.
            Возьмем пресловутые гей-парады, из-за которых переломано больше всего копий (и челюстей). Я видел пару раз за границей эти массовые мероприятия, и они мне, честно говоря, не приглянулись. Может, я чересчур консервативен, но выпячивание своих сексуальных преференций в обществе, которое и так относится к гомосексуализму вполне терпимо, кажется мне какой-то избыточной спекуляцией. Другое дело – Россия, где так называемые секс-меньшинства действительно подвергаются дискриминации, а нередко и прямой агрессии. В наших условиях гей-парад – это отчаянно смелая форма борьбы за самые главные гражданские права:  право  распоряжаться собственным телом, право чувствовать себя полноценным членом общества вне зависимости от секс-ориентации. Вот когда у нас спокойно и с зевотой начнут относиться к этой сугубо приватной теме и всем станет до лампочки, кто гетеро-, а кто гомо-, тогда я с Вами полностью соглашусь: мода на толерантность – вчерашний день.
            Насчет минаретов в европейских городах. Ну что делать, если там много мусульман живет?  Конвергенция культур. Кому-то это нравится, кому-то нет, но процесс вспять не повернешь.

 indefin

Григорий Шалвович! Почему любить конкретного человека - это уникальный Дар? Как Вы думаете, есть люди, которые не могут любить кого-то в принципе? Как Вы относитесь к тезису - кто любит, тот любим? Что лучше, на Ваш взгляд, любить самому или быть любимым?

Теоретизирую о любви

Что ж, попробую заняться сомнительным делом: порассуждать на тему, которая от всякого теоретизирования чахнет и съеживается, как Mimosa pudica от грубого прикосновения. Надеюсь, я правильно понял, и Вы спрашиваете о той любви, которая Любовь? То есть не о любви к родине, детям и родителям, шоколаду, художникам-передвижникам и прочим несексуальным объектам?
            Читатели моих  книг и моего блога уже знают, что меня хлебом не корми – дай пришпилить булавкой и подвергнуть анализу всякие трудноопределимые материи (недавно вот со смыслом жизни немножко поразбирались). Естественно, пытался я в свое время уяснить и что такое любовь. В одном из романов, не помню котором, я, кажется, уже излагал свои умозаключения устами какого-то персонажа. Не знаю, согласитесь вы с моей версией или нет.
            Мне кажется, чувство, которое мы называем «любовью», возникает, когда тебе кажется, что именно вот этот человек, и больше никто другой на всем белом свете, может тебе дать то самое, в чем ты больше всего нуждаешься. Это проявление экзистенциального голода, взыскующего насыщения. Очень часто мы сами не знаем, чего именно нам не хватает для счастья, не можем найти нужных компонентов внутри себя (да их там, вполне вероятно, и нет) – поэтому надеемся заполнить эту пустоту при помощи другого человеческого существа. Полагаю, именно это имеется в виду, когда говорят о «второй половине».
            Само собой, на этом пути нас подстерегают всякого рода опасности и разочарования. Во-первых, сплошь и рядом мы гонимся за химерой: того, что тебе нужно, в объекте влюбленности не оказывается. Или же «объект» тебе позарез нужен, а ты ему, что называется, на фиг не сдался - у «объекта» какой-то иной голод, удовлетворить который ты не в состоянии.
            Но игра стоит свеч. Потому что если получилось и сложилось, два одиноких и неполноценных осколка соединяются в некую волшебную общность, которая называется Счастливой Парой.
            А что думаете о природе любви вы, о члены Благородного Собрания?

 И ПРО КНИЖКУ

Издательство закончило предварительную обработку материалов нашей коллективной книги «Фото как хокку» и переслало их мне на просмотр. Должен сказать, что, будучи собраны в единую рукопись (немаленькую), тексты производят еще более сильное впечатление. Не позднее чем на будущей неделе будет объявлен полный список (со)авторов. Еще чуть-чуть терпения, пожалуйста.