![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
je_nny1 - http://je-nny.livejournal.com/330529.html
2 - http://je-nny.livejournal.com/330778.html
Лена и Сергей сидят в холле перед выключенным телевизором и тихо разговаривают. Мимо изредка проходят гуляющие больные, сестры. Проползает маленькая старушка-уборщица, похожая на взъерошенного ежика – она не столько моет пол, сколько опирается на швабру, везя ее перед собой. Рыжая дама плавно дефилирует в отдалении, время от времени проплывая мимо с жеманной улыбкой. Видно, как ее разбирает любопытство.
В конце коридора появляется Лика – высокая тоненькая девушка-подросток с рюкзаком и в высоченных тяжелых ботинках.
– Здрассьте! – говорит она неожиданно низким голосом. Сергей встает и отходит, к нему тут же устремляется рыжая дама.
– Это кто? – спрашивает Лика подозрительно.
– Кто-кто… Жак Ив Кусто.
– Ну, ма-ам!
– Ну, кто это может быть, детка? Больной из соседней палаты.
– Не называй меня деткой! Нет, ты смотри, только из реанимации, а туда же!
– Куда туда же? Ну что ты говоришь! Ладно, как ты там одна? Как бабушка?
– Да все хорошо, не парься! Бабка – порядок! Я у нее вчера была. Она ничего, только всю дорогу меня Владиком называла.
– А ты?
– А я не сопротивлялась. Владик – так Владик. Нам, татарам, все равно.
– А Мося?
– Ну, Моська вообще лучше всех!
– Мосечка! Сколько ты с ней гуляешь, минут десять, небось? Все в Интернете сидишь?
– Да знаю я, знаю, сколько гулять. Как сама-то? Вот я тебе тут принесла йогурты всякие, соки…
– Да зачем, детка! Я скоро уже дома буду!
– Дома! – детка начинает подозрительно шмыгать носом.
– Ну-ну, что ты, маленький!
Они обнимаются и некоторое время сидят, прижавшись друг к другу. Потом Лика отстраняется и вытирает нос.
– Стенгазета там, в коридоре – твоих рук дело?
– Моих…
– Опять ты за свое, никуда тебя отпустить нельзя! Тут же самодеятельность какая-то начинается!
– Да ладно, не ворчи! Ой, что я тебе расскажу! У нас тут такое было!
– А что?
– Тут одна тетенька поступила, такая толстуха, грыжу ей удалять надо было. А перед операцией вечером ужинать нельзя, и клизму на ночь делают…
– Фу-у!
– Ничего, дело житейское! А она натрескалась на ужин, ей еще и утром клизму засадили. Иду я себе, и вижу дивную картину – мчится эта толстуха по коридору, за ней сестры с каталкой бегут и кричат: «Куда, куда! На каталку!» А она им: «Щас, щас, я только в туалет сбегаю!» Анестезиолог мрачный в дверях операционной стоит: «Что это такое, почему больная до сих пор не на каталке!» А сестры ее никак поймать не могут!
– Ой, да сочиняешь ты все!
– Как бог свят, как Сидоров говорит.
– А что Сидоров? Попало ему?
– А то!
– Сочинила чего-нибудь?
– Ни дня без строчки!
– Ну, прочти, что ль.
Лена тихо читает:
У меня ледяные ноги –
Как у Пьера Ришара в эротической сцене с блондинкой.
Напротив железной дороги
Лежу я под рваной простынкой
И смотрю, как бегут поезда
В никуда.
– Класс! Прямо хокку!
– Льву Николаевичу не очень понравилось. Пессимизму, говорит, много.
– Ты и ему стихи читаешь?
– А что? Он вполне интеллигентный человек, любитель поэзии…
– У тебя все любители поэзии! Да к нему же подступиться страшно – помесь льва с орлом!
– Да что ты, он очень милый человек!
– А этому… Жаку Иву Кусто… Тоже читаешь?
– Почему бы бедному поэту и не почитать свои стихи Жаку Иву Кусто? Ты лучше скажи, деньги-то у тебя еще есть?
– Да есть, есть! Отец приходил, подкинул
– Как он?
– Ничего! С парашютом прыгнул!
– Да ты что! С самолета?!
– Да не-ет! С вышки в парке.
– И зачем это он?
– Перемена участи, говорит. Ну, типа, черная полоса в жизни пошла, так надо что-то такое совершить, неожиданное…
– Мне что ли с парашютом прыгнуть…
– Я тебе прыгну!
– Нет, я, пожалуй, все-таки подумаю над этим вопросом…
– Слушай, я тебе тут одну штучку показать хотела, только скажи, что не будешь сердиться! Ладно?
– Ладно.
– Смотри! – Лика отгибает рукав и показывает матери татуировку на предплечье, – Розочка! Правда, здорово!
– А что, мило. Главное, женственно.
– Нет, тебе правда нравится?!
– А что?
– Ну, как-то странно…
– Слушай, а там как делают – по своим рисункам или по эскизам заказчика?
– Да как хочешь, так и сделают…
– Я вот думаю: выйду из больнички, я тоже себе сделаю! Мосечкин портрет сделаю – вот здесь, как раз места хватит…
– Мать, ты что, в уме?!
– А что?
– Зачем тебе татуировка?!
– Нет, я не понимаю, отчего такая дискриминация: тебе можно, а мне нет?
– Ну-у… Я – одно, а ты… другое!
– Почему это?
– Ну я… того…
– Молодая, ты хочешь сказать?
– Ну да!
– А я старая?
– Нет, ты не старая! Ну, ты… такая… взрослая тетенька! Тетеньки не делают татуировки!
– А ты? Ты никогда взрослой тетенькой не будешь? Еще как будешь! Будешь такая тетенька с розочкой, а я – бабушка с Мосечкой…
Лика смотрит на нее, разинув рот. Судя по всему, эта простая мысль никогда не приходила ей в голову. Они начинают хохотать, глядя друг на друга.
– Ой, не могу! Бабушка с Мосечкой!
– А тетенька – с розочкой!
– Так что же теперь делать?
– Ну как что? Розочку выращивать. Да не переживай, маленький такой цветочек, очень милый. Только больше не делай ничего, ладно?
– Ладно…
– Что ты там ешь, одна-то? Бутербродами питаешься?
– Нет, ты что! Все нормально!
– Ну да, вон худая какая!
– Я не худая, я стройная и изящная!
– Ладно, иди уж, стройная и изящная! А то нас сейчас ужинать позовут! Иди, детка…
– Пока! Не скучай тут!
Они целуются, и Лика уходит по коридору вдаль, шаркая ботинками и слегка сутулясь. Лена смотрит ей вслед.
– У-У-УЖИНА-АТЬ!!! – раздается истошный крик санитарки, – У-У-УЖИНА-АТЬ!!!
Сцена четвертая
Осенний бульвар. На скамейке сидит Сергей, рядом букет, стыдливо завернутый в газету. Он то и дело смотрит на часы, потом встает, начинает ходить вдоль скамейки, что-то бормоча про себя и размахивая руками – явно репетирует речь. Заметив развязавшийся шнурок, он садится и наклоняется к ботинку.
– Вам помочь?
Он поднимает голову и видит изящные туфельки, стройные ножки в темных чулках, край узкой юбки… Это Лена. Она необычайно хороша и нарядна. Сергей смотрит на нее в некотором обалдении.
– Не узнаете? Да, это – я! Привет!
– Привет!
Некоторое время они молча сидят рядом на скамейке. Лена чертит носком туфельки узоры в пыли, Сергей исподтишка на нее косится.
– Ну, как дела? – произносят они одновременно.
– Нормально!
– Да все хорошо!
– Вот, это – тебе! – Сергей наконец вспоминает про цветы.
Лена разворачивает газету – там яркие пушистые хризантемы.
– Ой, какие желтенькие! Прелесть!
– У тебя такие тапки были в больнице…
– И правда! Спасибо!
Они молчат. Медленно падают листья с деревьев, сухо шуршат под ногами прохожих. Пробегает собака. Голуби и воробьи суетятся около соседней скамейки – там старушка бросает им крошки. Медленно проходит маленький мальчик – он везет на веревочке игрушечный автобус.
– Всегда хотел сына, – задумчиво говорит Сергей.
– Что же помешало?
– Лида не хотела заводить детей. Рано, то-се…
– Да-а… Как там она?
– Она-то? Ногу сломала.
– Да ты что!
– Ну да. Только я вышел, через неделю и сломала. Ну, сама понимаешь…
– А сейчас как?
– Сейчас нормально. Ходит, правда с палкой. То есть с тростью. Переживает, конечно. Такая красивая женщина – и с палкой.
– Наладится постепенно.
– Да, конечно.
Мальчик с автобусом опять проходит мимо них, садится на скамейку напротив, автобус загоняет под скамейку.
– Что, в парк загнал? – спрашивает Сергей.
Мальчик кивает.
– Это у тебя, что автобус? Какой маршрут?
– Это автобус. Автобус с мнимыми пассажирами. Он как-будто ходит по кольцу. А сейчас шоферу пора обедать.
– С мнимыми пассажирами! Это надо же!
Мальчик сидит, болтая ногами, и смотрит на них.
Лена произносит:
Стоит машина на полянке,
Она стоит, шофер ушел.
Шофер пошел искать баранки,
Но он баранок не нашел…
– Это ты сочинила? – хохочет Сергей.
– Нет, это какие-то детские стихи, не помню чьи. Так ты поэтому не звонил?
– И поэтому тоже.
– А еще почему?
Мальчик с автобусом уходит, оглядываясь – за ним пришла бабушка. Старушка с соседней скамейки тоже ушла, и голуби, семеня, переходят поближе к Лене и Сергею. Воробьи сидят неподалеку. Лена роется в сумке, находит печенье, начинает им кидать по кусочку.
– Все-таки глупые эти голуби! Нет, ты посмотри, посмотри! На воробья наступил!
– Ты понимаешь… живешь-живешь, ползаешь в привычной колее… Все-таки восемь лет прожили… Потом нога эта… Я подумал, может, это знак? Ну, чтобы не менять ничего?
– Понятно. Надо бы тебе с парашютом прыгнуть!
– С пара… парашютом? Зачем?!
– Для перемены участи. Тут… один… знакомый… прыгнул.
– И что? В смысле участи? Переменил?
– Пока неясно.
Печенье кончилось. Голуби и воробьи некоторое время выжидательно топчутся около скамейки, потом их распугивает пробежавшая собака.
– А у нас собака умерла. Мосечка бедная. Она уже старенькая была, болела. Так жалко!
– Я представляю! Это так тяжело. У меня в детстве тоже собака была, кокер. Джимом звали. Его машина сбила…
– Бедный!..
– А как Лика?
– Лика? Лика ничего, молодец.
– Суровая девушка.
– И не говори. Строга со мной. Мальчик у нее завелся, ходит за ней хвостом. Называется Дима, то есть… как это… О! Диментор!
– Диментор? Интересно…
– Да это из Гарри Поттера, персонаж какой-то, довольно мрачный. Ну, парнишка соответствует по мере сил. С ним она тоже сурова. Просто в черном теле держит мальчишку. Послушай, а приходи к нам в гости? Я пирог испеку, диетический. Или тебе все можно есть?
– В гости! А как… как Лика отнесется?
– Нормально отнесется! Она девушка общительная. И вообще, мы очень любим гостей. Давай, не бойся!
– Ладно… То есть, спасибо!
– Вот в субботу и приходи! Ладно?
– Хорошо. Стихи почитаешь?
– Обязательно!
Смотрю в окно, как облетает сад,
Как листья сухо шелестят,
Как ты идешь, калитку отворив,
По трупикам упавших груш и слив
И, яблоко кусая на ходу,
Ведешь с собой судьбу на поводу…
Продолжение следует!
Читать полностью здесь
2 - http://je-nny.livejournal.com/330778.html
Лена и Сергей сидят в холле перед выключенным телевизором и тихо разговаривают. Мимо изредка проходят гуляющие больные, сестры. Проползает маленькая старушка-уборщица, похожая на взъерошенного ежика – она не столько моет пол, сколько опирается на швабру, везя ее перед собой. Рыжая дама плавно дефилирует в отдалении, время от времени проплывая мимо с жеманной улыбкой. Видно, как ее разбирает любопытство.
В конце коридора появляется Лика – высокая тоненькая девушка-подросток с рюкзаком и в высоченных тяжелых ботинках.
– Здрассьте! – говорит она неожиданно низким голосом. Сергей встает и отходит, к нему тут же устремляется рыжая дама.
– Это кто? – спрашивает Лика подозрительно.
– Кто-кто… Жак Ив Кусто.
– Ну, ма-ам!
– Ну, кто это может быть, детка? Больной из соседней палаты.
– Не называй меня деткой! Нет, ты смотри, только из реанимации, а туда же!
– Куда туда же? Ну что ты говоришь! Ладно, как ты там одна? Как бабушка?
– Да все хорошо, не парься! Бабка – порядок! Я у нее вчера была. Она ничего, только всю дорогу меня Владиком называла.
– А ты?
– А я не сопротивлялась. Владик – так Владик. Нам, татарам, все равно.
– А Мося?
– Ну, Моська вообще лучше всех!
– Мосечка! Сколько ты с ней гуляешь, минут десять, небось? Все в Интернете сидишь?
– Да знаю я, знаю, сколько гулять. Как сама-то? Вот я тебе тут принесла йогурты всякие, соки…
– Да зачем, детка! Я скоро уже дома буду!
– Дома! – детка начинает подозрительно шмыгать носом.
– Ну-ну, что ты, маленький!
Они обнимаются и некоторое время сидят, прижавшись друг к другу. Потом Лика отстраняется и вытирает нос.
– Стенгазета там, в коридоре – твоих рук дело?
– Моих…
– Опять ты за свое, никуда тебя отпустить нельзя! Тут же самодеятельность какая-то начинается!
– Да ладно, не ворчи! Ой, что я тебе расскажу! У нас тут такое было!
– А что?
– Тут одна тетенька поступила, такая толстуха, грыжу ей удалять надо было. А перед операцией вечером ужинать нельзя, и клизму на ночь делают…
– Фу-у!
– Ничего, дело житейское! А она натрескалась на ужин, ей еще и утром клизму засадили. Иду я себе, и вижу дивную картину – мчится эта толстуха по коридору, за ней сестры с каталкой бегут и кричат: «Куда, куда! На каталку!» А она им: «Щас, щас, я только в туалет сбегаю!» Анестезиолог мрачный в дверях операционной стоит: «Что это такое, почему больная до сих пор не на каталке!» А сестры ее никак поймать не могут!
– Ой, да сочиняешь ты все!
– Как бог свят, как Сидоров говорит.
– А что Сидоров? Попало ему?
– А то!
– Сочинила чего-нибудь?
– Ни дня без строчки!
– Ну, прочти, что ль.
Лена тихо читает:
У меня ледяные ноги –
Как у Пьера Ришара в эротической сцене с блондинкой.
Напротив железной дороги
Лежу я под рваной простынкой
И смотрю, как бегут поезда
В никуда.
– Класс! Прямо хокку!
– Льву Николаевичу не очень понравилось. Пессимизму, говорит, много.
– Ты и ему стихи читаешь?
– А что? Он вполне интеллигентный человек, любитель поэзии…
– У тебя все любители поэзии! Да к нему же подступиться страшно – помесь льва с орлом!
– Да что ты, он очень милый человек!
– А этому… Жаку Иву Кусто… Тоже читаешь?
– Почему бы бедному поэту и не почитать свои стихи Жаку Иву Кусто? Ты лучше скажи, деньги-то у тебя еще есть?
– Да есть, есть! Отец приходил, подкинул
– Как он?
– Ничего! С парашютом прыгнул!
– Да ты что! С самолета?!
– Да не-ет! С вышки в парке.
– И зачем это он?
– Перемена участи, говорит. Ну, типа, черная полоса в жизни пошла, так надо что-то такое совершить, неожиданное…
– Мне что ли с парашютом прыгнуть…
– Я тебе прыгну!
– Нет, я, пожалуй, все-таки подумаю над этим вопросом…
– Слушай, я тебе тут одну штучку показать хотела, только скажи, что не будешь сердиться! Ладно?
– Ладно.
– Смотри! – Лика отгибает рукав и показывает матери татуировку на предплечье, – Розочка! Правда, здорово!
– А что, мило. Главное, женственно.
– Нет, тебе правда нравится?!
– А что?
– Ну, как-то странно…
– Слушай, а там как делают – по своим рисункам или по эскизам заказчика?
– Да как хочешь, так и сделают…
– Я вот думаю: выйду из больнички, я тоже себе сделаю! Мосечкин портрет сделаю – вот здесь, как раз места хватит…
– Мать, ты что, в уме?!
– А что?
– Зачем тебе татуировка?!
– Нет, я не понимаю, отчего такая дискриминация: тебе можно, а мне нет?
– Ну-у… Я – одно, а ты… другое!
– Почему это?
– Ну я… того…
– Молодая, ты хочешь сказать?
– Ну да!
– А я старая?
– Нет, ты не старая! Ну, ты… такая… взрослая тетенька! Тетеньки не делают татуировки!
– А ты? Ты никогда взрослой тетенькой не будешь? Еще как будешь! Будешь такая тетенька с розочкой, а я – бабушка с Мосечкой…
Лика смотрит на нее, разинув рот. Судя по всему, эта простая мысль никогда не приходила ей в голову. Они начинают хохотать, глядя друг на друга.
– Ой, не могу! Бабушка с Мосечкой!
– А тетенька – с розочкой!
– Так что же теперь делать?
– Ну как что? Розочку выращивать. Да не переживай, маленький такой цветочек, очень милый. Только больше не делай ничего, ладно?
– Ладно…
– Что ты там ешь, одна-то? Бутербродами питаешься?
– Нет, ты что! Все нормально!
– Ну да, вон худая какая!
– Я не худая, я стройная и изящная!
– Ладно, иди уж, стройная и изящная! А то нас сейчас ужинать позовут! Иди, детка…
– Пока! Не скучай тут!
Они целуются, и Лика уходит по коридору вдаль, шаркая ботинками и слегка сутулясь. Лена смотрит ей вслед.
– У-У-УЖИНА-АТЬ!!! – раздается истошный крик санитарки, – У-У-УЖИНА-АТЬ!!!
Сцена четвертая
Осенний бульвар. На скамейке сидит Сергей, рядом букет, стыдливо завернутый в газету. Он то и дело смотрит на часы, потом встает, начинает ходить вдоль скамейки, что-то бормоча про себя и размахивая руками – явно репетирует речь. Заметив развязавшийся шнурок, он садится и наклоняется к ботинку.
– Вам помочь?
Он поднимает голову и видит изящные туфельки, стройные ножки в темных чулках, край узкой юбки… Это Лена. Она необычайно хороша и нарядна. Сергей смотрит на нее в некотором обалдении.
– Не узнаете? Да, это – я! Привет!
– Привет!
Некоторое время они молча сидят рядом на скамейке. Лена чертит носком туфельки узоры в пыли, Сергей исподтишка на нее косится.
– Ну, как дела? – произносят они одновременно.
– Нормально!
– Да все хорошо!
– Вот, это – тебе! – Сергей наконец вспоминает про цветы.
Лена разворачивает газету – там яркие пушистые хризантемы.
– Ой, какие желтенькие! Прелесть!
– У тебя такие тапки были в больнице…
– И правда! Спасибо!
Они молчат. Медленно падают листья с деревьев, сухо шуршат под ногами прохожих. Пробегает собака. Голуби и воробьи суетятся около соседней скамейки – там старушка бросает им крошки. Медленно проходит маленький мальчик – он везет на веревочке игрушечный автобус.
– Всегда хотел сына, – задумчиво говорит Сергей.
– Что же помешало?
– Лида не хотела заводить детей. Рано, то-се…
– Да-а… Как там она?
– Она-то? Ногу сломала.
– Да ты что!
– Ну да. Только я вышел, через неделю и сломала. Ну, сама понимаешь…
– А сейчас как?
– Сейчас нормально. Ходит, правда с палкой. То есть с тростью. Переживает, конечно. Такая красивая женщина – и с палкой.
– Наладится постепенно.
– Да, конечно.
Мальчик с автобусом опять проходит мимо них, садится на скамейку напротив, автобус загоняет под скамейку.
– Что, в парк загнал? – спрашивает Сергей.
Мальчик кивает.
– Это у тебя, что автобус? Какой маршрут?
– Это автобус. Автобус с мнимыми пассажирами. Он как-будто ходит по кольцу. А сейчас шоферу пора обедать.
– С мнимыми пассажирами! Это надо же!
Мальчик сидит, болтая ногами, и смотрит на них.
Лена произносит:
Стоит машина на полянке,
Она стоит, шофер ушел.
Шофер пошел искать баранки,
Но он баранок не нашел…
– Это ты сочинила? – хохочет Сергей.
– Нет, это какие-то детские стихи, не помню чьи. Так ты поэтому не звонил?
– И поэтому тоже.
– А еще почему?
Мальчик с автобусом уходит, оглядываясь – за ним пришла бабушка. Старушка с соседней скамейки тоже ушла, и голуби, семеня, переходят поближе к Лене и Сергею. Воробьи сидят неподалеку. Лена роется в сумке, находит печенье, начинает им кидать по кусочку.
– Все-таки глупые эти голуби! Нет, ты посмотри, посмотри! На воробья наступил!
– Ты понимаешь… живешь-живешь, ползаешь в привычной колее… Все-таки восемь лет прожили… Потом нога эта… Я подумал, может, это знак? Ну, чтобы не менять ничего?
– Понятно. Надо бы тебе с парашютом прыгнуть!
– С пара… парашютом? Зачем?!
– Для перемены участи. Тут… один… знакомый… прыгнул.
– И что? В смысле участи? Переменил?
– Пока неясно.
Печенье кончилось. Голуби и воробьи некоторое время выжидательно топчутся около скамейки, потом их распугивает пробежавшая собака.
– А у нас собака умерла. Мосечка бедная. Она уже старенькая была, болела. Так жалко!
– Я представляю! Это так тяжело. У меня в детстве тоже собака была, кокер. Джимом звали. Его машина сбила…
– Бедный!..
– А как Лика?
– Лика? Лика ничего, молодец.
– Суровая девушка.
– И не говори. Строга со мной. Мальчик у нее завелся, ходит за ней хвостом. Называется Дима, то есть… как это… О! Диментор!
– Диментор? Интересно…
– Да это из Гарри Поттера, персонаж какой-то, довольно мрачный. Ну, парнишка соответствует по мере сил. С ним она тоже сурова. Просто в черном теле держит мальчишку. Послушай, а приходи к нам в гости? Я пирог испеку, диетический. Или тебе все можно есть?
– В гости! А как… как Лика отнесется?
– Нормально отнесется! Она девушка общительная. И вообще, мы очень любим гостей. Давай, не бойся!
– Ладно… То есть, спасибо!
– Вот в субботу и приходи! Ладно?
– Хорошо. Стихи почитаешь?
– Обязательно!
Смотрю в окно, как облетает сад,
Как листья сухо шелестят,
Как ты идешь, калитку отворив,
По трупикам упавших груш и слив
И, яблоко кусая на ходу,
Ведешь с собой судьбу на поводу…
Продолжение следует!
Читать полностью здесь