За спичками
Dec. 15th, 2010 09:18 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
je_nnyКреативные торты-скульптуры от Cakegirls:
http://www.kulturologia.ru/blogs/271209/11852/
и Коллекция вкусных и красивых печенюшек от Cookie Boy!
http://www.kulturologia.ru/blogs/151210/13665/
Не-ет! Тут вы не найдете рецептов рождественского печенья! Я расскажу вам, мои маленькие друзья, как однажды - сто лет назад, на заре туманной перестройки - довелось мне поучаствовать в сотворении печенюшек. Дело было в Германии, в городе Марбурге, куда мы с коллегой ездили забирать из местного архива выставку, посвященную Михайло Ломоносову, который, как вы знаете - а если не знаете, то я вам сейчас скажу - в этом самом Марбурге когда-то учился. Вот.
Только что произошло воссоединение двух Германий, поэтому немцы очень нас любили - в лице Горбачева, которого мы сами к тому моменту любили уже гора-аздо меньше.
Так, не отвлекайся от печенья!
Мы с коллегой Сашей жили по домам у немцев - о нашем внутринемецком проживанье надо рассказывать долго и отдельно! Ужо потом как-нибудь. Пока что я о том, как одна из архивных дам пригласила нас на ужин.
Не помню, как мы туда добрались - наверное прямо с ней из архива. Всех гостей было: мы с Сашей и еще один юноша средних лет - томный, лысеющий, неженатый и проживающий вместе с престарелой мамой.
Сначала опростоволосилась я - не пошла осматривать квартиру хозяйки.
Почему-почему...
Устала потому что от полного непонимания того, что мне говорят - а гостеприимные хозяева почему-то сильно преувеличивали мою способность понимать их немецкую речь - на основании нескольких немецких фраз, произнесенных мной и сохранившихся в памяти со школы.
Короче, мы с Сашей слились в экстазе родной речи, поскольку давно не видались, вращаясь по разным орбитам Марбургского архива, а хозяйка показывала квартиру юноше, который, подозреваю, ее уже видел.
Когда все собрались опять на кухне, хозяйка угостила нас глинтвейном. Закусить его было как-то нечем. Выяснилось, что закуску мы должны изготовить сами - нам было предложено тесто, формочки и всякие украшения для теста, которые я тогда увидела впервые - всякие разноцветные присыпки, миндаль, нарезанный на лепесточки и т.п.
Мы с Сашей как-то удивились такой интерпретации понятия "ужин", но послушно попытались лепить печенья...
Глинтвейн и тесто убывали, печенья постепенно прибавлялись, форма их совершенствовалась, украшения делались все изобретательнее, и когда мы с Сашей наконец осознали и прочувствовали всю прелесть подобного времяпрепровождения - оно и закончилось!
Мы поняли, как это здорово и весело - собраться всем на кухне, пить горячий глинтвейн, лепить печенюшки, придавая им самую фантастическую форму, обсыпаться мукой, напробоваться всего подряд и любить всех вокруг!
Хозяйка собрала все оставшиеся печенья в красивую жестянку и... подарила Саше!
Саше - потому что у него были две маленьких дочки! И он отвез печенья в Москву - в которой на этот момент истории НЕ БЫЛО НИЧЕГО из еды!
И дочки были счастливы.
А юноша средних лет повез нас с Сашей и печеньями по домам. То есть это мы знали, что нас надо развезти по разным домам, а юноша не знал, и отвез нас в тот дом, где жил Саша, и очень удивился, что меня надо везти куда-то еще! Он вообще очень нервничал, что наше веселье затянулось, потому что мама его не любила, когда он поздно возвращался. А тут еще и меня отвозить неизвестно куда! В полночь практически.
Я озвучила улицу, где меня поселили. Выяснилось - он не знает, где это! Я сказал: у моста! Он спросил: у какого?
Ёж твою медь!
Вот чтоб вы знали: этот самый Марбург - очень небольшой городишко! И мостов там раз-два - и обчелся!
Достали карту.
Нашли на карте мою улицу. Поехали.
В общем, не успела я захлопнуть дверцу, как юноша на рекордной скорости умчался. К маме.
Вот такие рождественские печенья!
Да, кстати! О спичках.
Добрые немцы, в благодарность за разрушенную Берлинскую стену выдали нам с Сашей в дорогу по пайку с продуктами! Среди всяких марципанов и чаев оказались спички. Мы еще, наивные посмеялись - а Сашина жена, когда мы все вместе ехали из аэропорта, нас просветила: вы что!!!! В Москве спичек нету уже третий день! Так что все немцы сделали правильно, спасибо! Данке шён, конкретно!
Я свои немецкие спички отдала Сашиному другу, который нас вез на машине.
У меня-то дома запас был. Спичек. На всякий случай.
И сейчас есть.
А то кто его знает...
И в качестве лирического завершения марбургской темы - не могу удержаться! - стихотворение Бориса Пастернака, любимое - "Марбург"!
Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье,-
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне - отказ.
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.
Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
Вторично родившимся. Каждая малость
Жила и, не ставя меня ни во что,
B прощальном значеньи своем подымалась.
Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам. И все это были подобья.
Но, как бы то ни было, я избегал
Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
Я знать ничего не хотел из богатств.
Я вон вырывался, чтоб не разреветься.
Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
Был невыносим мне. Он крался бок о бок
И думал: "Ребячья зазноба. За ним,
К несчастью, придется присматривать в оба".
"Шагни, и еще раз",- твердил мне инстинкт,
И вел меня мудро, как старый схоластик,
Чрез девственный, непроходимый тростник
Нагретых деревьев, сирени и страсти.
"Научишься шагом, а после хоть в бег",-
Твердил он, и новое солнце с зенита
Смотрело, как сызнова учат ходьбе
Туземца планеты на новой планиде.
Одних это все ослепляло. Другим -
Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
Копались цыплята в кустах георгин,
Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.
Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.
Желтел, облака пожирая, песок.
Предгрозье играло бровями кустарника.
И небо спекалось, упав на кусок
Кровоостанавливающей арники.
В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.
Когда я упал пред тобой, охватив
Туман этот, лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!)- этот вихрь духоты -
О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все - живо. И все это тоже - подобья.
О, нити любви! Улови, перейми.
Но как ты громаден, обезьяний,
Когда над надмирными жизни дверьми,
Как равный, читаешь свое описанье!
Когда-то под рыцарским этим гнездом
Чума полыхала. А нынешний жуел -
Насупленный лязг и полет поездов
Из жарко, как ульи, курящихся дупел.
Нет, я не пойду туда завтра. Отказ -
Полнее прощанья. Bсе ясно. Мы квиты.
Да и оторвусь ли от газа, от касс,-
Что будет со мною, старинные плиты?
Повсюду портпледы разложит туман,
И в обе оконницы вставят по месяцу.
Тоска пассажиркой скользнет по томам
И с книжкою на оттоманке поместится.
Чего же я трушу? Bедь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Стрясется - спасут.
Рассудок? Но он - как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.
Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу,
Акацией пахнет, и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.
И тополь - король. Я играю с бессонницей.
И ферзь - соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.
Вот здесь - немножко про марбургскую любовь Пастернака
http://www.dw-world.de/dw/article/0,,619159,00.html
Putz Leo Lisl
http://www.kulturologia.ru/blogs/271209/11852/
и Коллекция вкусных и красивых печенюшек от Cookie Boy!
http://www.kulturologia.ru/blogs/151210/13665/
Не-ет! Тут вы не найдете рецептов рождественского печенья! Я расскажу вам, мои маленькие друзья, как однажды - сто лет назад, на заре туманной перестройки - довелось мне поучаствовать в сотворении печенюшек. Дело было в Германии, в городе Марбурге, куда мы с коллегой ездили забирать из местного архива выставку, посвященную Михайло Ломоносову, который, как вы знаете - а если не знаете, то я вам сейчас скажу - в этом самом Марбурге когда-то учился. Вот.
Только что произошло воссоединение двух Германий, поэтому немцы очень нас любили - в лице Горбачева, которого мы сами к тому моменту любили уже гора-аздо меньше.
Так, не отвлекайся от печенья!
Мы с коллегой Сашей жили по домам у немцев - о нашем внутринемецком проживанье надо рассказывать долго и отдельно! Ужо потом как-нибудь. Пока что я о том, как одна из архивных дам пригласила нас на ужин.
Не помню, как мы туда добрались - наверное прямо с ней из архива. Всех гостей было: мы с Сашей и еще один юноша средних лет - томный, лысеющий, неженатый и проживающий вместе с престарелой мамой.
Сначала опростоволосилась я - не пошла осматривать квартиру хозяйки.
Почему-почему...
Устала потому что от полного непонимания того, что мне говорят - а гостеприимные хозяева почему-то сильно преувеличивали мою способность понимать их немецкую речь - на основании нескольких немецких фраз, произнесенных мной и сохранившихся в памяти со школы.
Короче, мы с Сашей слились в экстазе родной речи, поскольку давно не видались, вращаясь по разным орбитам Марбургского архива, а хозяйка показывала квартиру юноше, который, подозреваю, ее уже видел.
Когда все собрались опять на кухне, хозяйка угостила нас глинтвейном. Закусить его было как-то нечем. Выяснилось, что закуску мы должны изготовить сами - нам было предложено тесто, формочки и всякие украшения для теста, которые я тогда увидела впервые - всякие разноцветные присыпки, миндаль, нарезанный на лепесточки и т.п.
Мы с Сашей как-то удивились такой интерпретации понятия "ужин", но послушно попытались лепить печенья...
Глинтвейн и тесто убывали, печенья постепенно прибавлялись, форма их совершенствовалась, украшения делались все изобретательнее, и когда мы с Сашей наконец осознали и прочувствовали всю прелесть подобного времяпрепровождения - оно и закончилось!
Мы поняли, как это здорово и весело - собраться всем на кухне, пить горячий глинтвейн, лепить печенюшки, придавая им самую фантастическую форму, обсыпаться мукой, напробоваться всего подряд и любить всех вокруг!
Хозяйка собрала все оставшиеся печенья в красивую жестянку и... подарила Саше!
Саше - потому что у него были две маленьких дочки! И он отвез печенья в Москву - в которой на этот момент истории НЕ БЫЛО НИЧЕГО из еды!
И дочки были счастливы.
А юноша средних лет повез нас с Сашей и печеньями по домам. То есть это мы знали, что нас надо развезти по разным домам, а юноша не знал, и отвез нас в тот дом, где жил Саша, и очень удивился, что меня надо везти куда-то еще! Он вообще очень нервничал, что наше веселье затянулось, потому что мама его не любила, когда он поздно возвращался. А тут еще и меня отвозить неизвестно куда! В полночь практически.
Я озвучила улицу, где меня поселили. Выяснилось - он не знает, где это! Я сказал: у моста! Он спросил: у какого?
Ёж твою медь!
Вот чтоб вы знали: этот самый Марбург - очень небольшой городишко! И мостов там раз-два - и обчелся!
Достали карту.
Нашли на карте мою улицу. Поехали.
В общем, не успела я захлопнуть дверцу, как юноша на рекордной скорости умчался. К маме.
Вот такие рождественские печенья!
Да, кстати! О спичках.
Добрые немцы, в благодарность за разрушенную Берлинскую стену выдали нам с Сашей в дорогу по пайку с продуктами! Среди всяких марципанов и чаев оказались спички. Мы еще, наивные посмеялись - а Сашина жена, когда мы все вместе ехали из аэропорта, нас просветила: вы что!!!! В Москве спичек нету уже третий день! Так что все немцы сделали правильно, спасибо! Данке шён, конкретно!
Я свои немецкие спички отдала Сашиному другу, который нас вез на машине.
У меня-то дома запас был. Спичек. На всякий случай.
И сейчас есть.
А то кто его знает...
И в качестве лирического завершения марбургской темы - не могу удержаться! - стихотворение Бориса Пастернака, любимое - "Марбург"!
Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье,-
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне - отказ.
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.
Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
Вторично родившимся. Каждая малость
Жила и, не ставя меня ни во что,
B прощальном значеньи своем подымалась.
Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам. И все это были подобья.
Но, как бы то ни было, я избегал
Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
Я знать ничего не хотел из богатств.
Я вон вырывался, чтоб не разреветься.
Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
Был невыносим мне. Он крался бок о бок
И думал: "Ребячья зазноба. За ним,
К несчастью, придется присматривать в оба".
"Шагни, и еще раз",- твердил мне инстинкт,
И вел меня мудро, как старый схоластик,
Чрез девственный, непроходимый тростник
Нагретых деревьев, сирени и страсти.
"Научишься шагом, а после хоть в бег",-
Твердил он, и новое солнце с зенита
Смотрело, как сызнова учат ходьбе
Туземца планеты на новой планиде.
Одних это все ослепляло. Другим -
Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
Копались цыплята в кустах георгин,
Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.
Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.
Желтел, облака пожирая, песок.
Предгрозье играло бровями кустарника.
И небо спекалось, упав на кусок
Кровоостанавливающей арники.
В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.
Когда я упал пред тобой, охватив
Туман этот, лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!)- этот вихрь духоты -
О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все - живо. И все это тоже - подобья.
О, нити любви! Улови, перейми.
Но как ты громаден, обезьяний,
Когда над надмирными жизни дверьми,
Как равный, читаешь свое описанье!
Когда-то под рыцарским этим гнездом
Чума полыхала. А нынешний жуел -
Насупленный лязг и полет поездов
Из жарко, как ульи, курящихся дупел.
Нет, я не пойду туда завтра. Отказ -
Полнее прощанья. Bсе ясно. Мы квиты.
Да и оторвусь ли от газа, от касс,-
Что будет со мною, старинные плиты?
Повсюду портпледы разложит туман,
И в обе оконницы вставят по месяцу.
Тоска пассажиркой скользнет по томам
И с книжкою на оттоманке поместится.
Чего же я трушу? Bедь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Стрясется - спасут.
Рассудок? Но он - как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.
Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу,
Акацией пахнет, и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.
И тополь - король. Я играю с бессонницей.
И ферзь - соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.
Вот здесь - немножко про марбургскую любовь Пастернака
http://www.dw-world.de/dw/article/0,,619159,00.html
Putz Leo Lisl
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-12-15 06:51 pm (UTC)Я тоже жила у немцев. Но я знала язык уже тогда, вернее удачно улучшила его к тому моменту. Немцы были в восторге от немецкого, от того, что я говорю правильно Ich - то есть "хь" а не "щ" на конце, в немецком три х фонетически. Я их отличала и употребляла.
Второй восторг - моё образование - инженер!
И про это тоже надо писать отдельно.
А гуманитарного с собой я привезла - чемодан! Не вру. Пластиковый огромный!
no subject
Date: 2010-12-15 07:01 pm (UTC)Как там ухо поживает?
no subject
Date: 2010-12-15 07:06 pm (UTC)Стоит записать.
Постите, почитаю с удовольствием, я ж Ваша поклонница! Хочу Агапову Вашу прямо пропагандировать, но все вокруг такие заморочные, прям не до чего или до того, что меня ну никак не интересует.
Диалоги - великолепные, полное ощущение старой компании такой. Прямо ощущаю. И у меня лично взрывалась тушенка. Я реально ржу с Вашими распечатками в руках!!!
Уху лучше,спасибо. Не хочет лежать, а надо:))